Профилактическая защита от манипуляторов: полезные навыки
и привычки.
Научитесь говорить «нет»
«Одна из самых легких добыч для манипулятора — человек, стесняющийся вовремя произнести слово «нет». Лучше иной раз оказаться неправым, чем сомневаться все время. Не понравившемуся собеседнику «нет» нужно говорить решительно.»
Я родился восемнадцать лет назад в семье, где дети уже появляются на свет до безобразия воспитанными и знают о волшебстве все что можно, и нельзя. С самого рождения существуя рядом с темными артефактами, странными посетителями, не похожими на добрых магов, разговорами друзей отца о вещах, которые в обществе домохозяек из Хогсмида или работников какого-нибудь комитета среднего звена в Министерстве, сочли бы непростительными и заслуживающими заключения в Азкабане, я принимал это как должное. Темная сторона меня полностью устраивала, я был сыном своих родителей. Ну, или почти устраивала.
Сколько себя помню, меня всегда мучил вопрос, почему мы не живем в какой-нибудь классической английской деревне на окраине леса, у реки или у поселения вроде Хогсмида? В детстве узкие и темные улицы Лютного переулка меня пугали до чертиков, особенно в Хэллоуин, когда каждый старался украсить фасад пострашнее и я плотно занавешивал окна, лишь бы не видеть плавающих по улице тыкв со свечками в пустых головах. Позже эти улицы попросту стали стеснять, я стал чувствовать себя чумным больным на узкой дороге из темного булыжника, среди сырой каменной кладки теснящихся домов и лавок, странных людей в проулках, от них не знаешь чего ожидать, а это самое страшное, что люди могут сделать, быть внезапными. Дома я себя чувствовал совсем по-другому, с одним и тем же человеком я мог повести себя по-разному, встреть я его в Лютном переулке, или у себя дома. Дома, пусть особых, теплых чувств я к нему не испытываю, я как в своей крепости, и никто, даже в пятилетнем возрасте, кроме родителей, не мог мне здесь приказывать, как обычно взрослые любят ставить детей на место. Если мне не нравился преподаватель по какому-то предмету, которых отец ссылал ко мне отрядами ежедневно, то этот умник как бы не старался, ни угрозой, ни лаской, не смог бы заставить меня открыть учебник. Я не болен гордыней или упрямством, и как бы отец не просил быть уступчивым, я таким родился и всегда смогу сказать нет.

Не обнаруживайте своих слабостей
«Использование слабостей собеседника неизменно лежит в основании любой манипуляции. Кому хочется выглядеть трусом, невеждой, нерешительным, жадным, глупым, безвкусным? Напротив, всякий желает казаться достойным, одобряемым, благородным, значимым, покровительствующим, в чем-то превосходящим...»
Моя мама умерла когда мне было всего девять лет. Девять лет, это слишком мало, катастрофически не хватило времени, тех нескольких лет когда родительская опека становится не так важна и кажется лишней, обузой и от нее отмахиваешься как от назойливой мухи, или наоборот, несколькими годами раньше, когда не помнишь и не осознаешь и образ матери может заменить ласковая няня. Мне не повезло, я был любимым сыном, и, сказать по справедливости, хоть и любил отца и, страшно признаться, Элладору, никого как маму, с которой всегда сидел рядом, когда она изучала купленные артефакты, нежно поглаживая их пальцами, как будто те были живыми, с которой читал страшные легенды и сказки, в библиотеке, куда она редко поднималась из магазина, не любил и не полюблю. Глубокая привязанность к артефактам ее и убила, проклятие разъело ее изнутри, с каждым днем кожа ее бледнела, а глаза тускнели, а голос затихал и дребезжал, как у старухи и сделать с этим никто и ничего не смог. Я, сколько мог, сидел рядом, читал наши любимые книжки вслух, из сказок на тот момент я уже вырос, но надеялся, что она слышала, плакал, засыпая и в наивных мечтах, что когда проснусь, она очнется. Помню как напугался, когда проснулся в холе госпиталя на коленях медсестры в лимонном халате и покорно пил мятный чай, молча, не желая ничего знать, потому что и сам обо всем догадался. Помню чувство легкого отвращения и ненависти, когда в последующие дни приходили взрослые, прижимавшие меня к своим черным мантиям, пропахшим нафталином и мазью из полыни, и делились воспоминаниями о маме, но будто не о моей, а о какой-то незнакомой мне Кассиопее Берк. Женщины громко всхлипывали, прикладывая к лицам кружевные платки, а мужчины держали каменные лица, как только кто-то из них стучал в дверь, я прятался под стол в библиотеке и не выходил, пока в доме не стихало, даже если все уходили под утро. Последний раз я плакал на похоронах, волчонком поглядывая на отца с воспаленными глазами и растерянную Элладору, только бы никто из них не увидел, как я безудержно лью слезы, не имею никакого контроля над собой. До сих пор начинает мутить, как только вижу черные четки или чувствую нафталиновый душок, которым тогда пахло ее, утопшее в белом атласе, тело. С тех пор я ничего не чувствую ни злости, ни жалости, ни зависти, и выхожу из себя только когда кто-то пытается управлять мною или вывести на эмоции, то моя единственная слабость. Мама говорила мне, что никому не дозволено навязывать мне свои идеалы, я должен иметь свое мнение и конечно она была права, пусть и не успела объяснить, как это сделать. Я нашел свой выход, держать всех со своим мнением на расстоянии вытянутой руки, или, будет честнее сказать, на расстоянии кукловодной нити. Она бы мной гордилась.

Держите дистанцию
«Ценнейшую информацию о потенциальной жертве дает манипуляторам избыточная доверительность и приближенность. «Не разговаривайте с незнакомцами.»
Как и всем одиннадцатилетним волшебникам, мне пришло письмо из Хогвартса и я еле дождался сентября, чтобы отчалить из опретившего мне места. Почти в один момент мне стало тошно находится в просторной, но слишком темной гостиной, из окна которой была виден длинный и узкий Лютный переулок, красные черепичные крыши домов из Косого переулка, их высокие печные трубы. Опротивели старинные вещи, на каждом миллиметре каждой комнаты и каждого коридора, все что отец скупал уже не вмещалось на первом этаже и на полках появлялись все новые и новые старинные часы и позолоченные черепа магических животных. Бесила скрипучая лестница на третий этаж, пыльный гобелен средневековой казни в конце холла на втором этаже, доспехи у спуска в магазин. Но больше всего ненавистен мне был и остается магазин, которым, как надеется отец, я буду заниматься как только закончу школу, буду таким же скупщиком проклятого барахла, оценщиком и ловким продавцом. Он говорит, что у меня должен быть его талант и нюх, только меня трясет, когда я прикасаюсь к какой-нибудь заколдованной безделушке, снятой с полок «Борджина и Берка». Отец принимает эту дрожь за трепет и не было хоть одного дня в то лето, перед школой, когда он не водил меня в магазин, вдоль полок с его сокровищами. Единственное место, где я мог и могу находится во всем доме, это библиотека, мне там даже заснуть легче, чем в своей комнате. Уезжая в школу, я прихватил несколько книжек оттуда, скорее для памяти, чем для чтения — в них мне была известна каждая строчка. Уезжая, я так торопился, что одет был неопрятно, сваленные в чемодан вещи к концу дня порядком измялись, а все что напутствовал отец, я пропустил мимо ушей. Запомнил только одно — нужно держать дистанцию. Мне это так запало в голову, что первые несколько дней я почти ни с кем не разговаривал, пока не догадался, что именно подразумевал Каракатус под этими словами. С тех пор я так и поступаю — легко вступаю в контакт, проникаю в доверие, чувствую себя как дома в чужих историях, но держу свои двери закрытыми для всех.

Будьте непредсказуемы
«Если человек ведет себя с потенциальным манипулятором непредсказуемо, если его невозможно «просчитать» — он неуязвим, манипулятор теряет возможность влияния на него. Невозможно выиграть, если правила игры постоянно меняются. Безусловно, здесь не идет речь об отношениях с близкими людьми.»
Учеба в Хогвартсе мне понравилась, возможно потому, что мне почти все легко давалось, за исключением первых занятий по Полетам и Травологии, возможно, потому что мне, привыкшему к одиночеству, было до странного приятно иметь вокруг столько людей. Нравиться я умел и знал как удержаться в любой компании, с которой мне, к слову, повезло, с идиотами и грязнокровками с любого другого, особенно красного факультета, мне было бы сложно даже с моим умением приспосабливаться. Находится в компании приятно, если знаешь свое место — нет, я не лидер, что слишком утомительно, не какой-нибудь весельчак, у меня бы лицо треснуло, вечно улыбаться как шут, не умник, у которого вено просят списать и не устают поддевать за больший ум, чем у них самих вместе взятых, и не поддакиватель, вроде всех остальных, что отдают свое мнение в руки лидера и ведомы как стадо овец. Я все сразу и даже больше — могу пошутить, если оно надо, сделать вид, что согласен с гласом толпы и бездумно поддакнуть, могу принять решение за всех и заразить идеей толпу, могу сказать, что хорошо подготовился к проверочной по Трансфигурации и дать всем списать. Но большей частью я своего рода советчик, никто за все эти семь лет в Хогвартсе не сомневался в моем авторитетном мнении, даже если один день я говорю одно, а на следующий другое. Я для них константа, источник едино верного мнения, что приятели даже шлют мне сов на каникулах, не в состоянии принять какое-то решение сами, и никто не замечает, что моя непредсказуемость решений, мнений, поступков — для них стабильность. Что так все и должно быть, если я так сказал.
Я ненавижу летние каникулы и чаще обычного, сидя рядом с отцом в его кабинете или у полок в магазине, думаю, что было бы хорошо иметь друзей, к которым можно было бы уезжать в гости. Иметь кого-то веским доводом, чтобы сбежать на какое-то время подальше из мрачного дома, похожего на один большой склад вещей, где и люди тоже как вещи, было бы хорошо. Было бы замечательно.

6. Краткое описание персонажа.
• 6.1. Внешность.
Иссиня-черные волосы и яркие, небесно-голубые глаза своего рода проклятие, метка рода Борджинов, коснувшееся и его, наследника Берка. Девлин теми самыми волосами цвета воронова крыла и светлыми голубыми глазами пошел в мать, урожденную Борджин, с той же бледной, не терпящей солнце, кожей, острыми скулами и губами херувима, исчезающими в тонкую нить, воплощение аскетизма и непреклонности, в момент напряжения или перед решающим шахматным ходом. В целом, от Каракатуса ему досталось не так много, с отцом его можно спутать только со спины — тот же статный рост, сухая, жилистая фигура и руки, пальцы которых созданы для тонкой и кропотливой работы, вроде полировки и огранки драгоценных камней или создания артефактов. Умный квадратный лоб под длинной челкой, которую он часто убирает назад, в рамке узкого лица с резкими чертами хорошо усвоило выражение надменности, и не приемлет других эмоций, за исключением вынужденных ужимок ради манипуляции. Дэвлин превосходный актер и каждая маска на угловатом, болезненно бледном лице — как живая, каждый сдержанный жест и движение — к месту. Единственное — улыбается он крайне редко, даже играя, в детстве был обладателем неправильного прикуса и неровных зубов, пока все нужные не выросли и колдомедики все не исправили. Сторонник школьной формы даже в выходные дни, когда большинство студентов пытаются вырядиться в удобные пуловеры и свитера, натянуть растянутые в коленях джинсы, и одеть неряшливые кроссовки, которые не надо чистить каждый день. Таким крахмальные воротнички не натирают шею и аккуратно завязанные галстуки никогда не жмут, Дэвлин в этой жизни вряд ли наденет цветастую футболку или мятые, потертые джинсы.
Внешность: Nicholas Hoult;♞, ♞, ♞, ♞, ♞, ♞
• 6.2 Характер.
Его иногда считали бессердечным, потому что он чаще относился к людям с интересом, чем с симпатией. © Стиль жизни истинного манипулятора держится на четырех «китах»: ложь, неосознанность, контроль и цинизм. Вместо неосознанности у Берка кит повесомее — стратегический просчет. Видит, знает, планирует все на множество ходов вперед и когда, редко, терпит поражение, испытывает бесконтрольный спектр эмоций, от жгучей злости, до меланхолии и отчаяния. В мире Берка все должно идти по строгому плану, как фигуры движутся по шахматной доске - без исключений, любая чужая непредсказуемость выбивает его из колеи, и принять быстрое, молниеносное решение о своих дальнейших действиях он не способен, когда планы рушатся, он просто сбегает. Не склонен импровизировать, поэтому избегает тех людей, с которыми не выработал линию поведения, к которым не провел и не привязал невидимые нити кукловода.
Умело подначивает как на какие-то споры для легкой забавы, так и на серьезные стычки, которые могут спровоцировать не только травмы, но и исключение из школы и другие неприятности, только Дэвлину, конечно же, все равно. Умелый манипулятор не только провоцирует и подталкивает на неразумные поступки, но и способен внушить или навязать определенные чувства, будете вы любить или ненавидеть, решать ему. Манипуляция для него как игра в шахматы — люди те же копошащиеся на черно-белой доске фигурки (когда черный король ломает мечом хребет белой пешки, в жизни это не менее увлекательно), слова и действия, тот же ход конем, долгосрочные планы, путанные козни не в один краткий шаг — как просчет ходов до самого эндшпиля. Шахматы по его мнению гораздо совершеннее жизни, ее идеальная модель, единственная гармония и постоянство в этом мире, любую фигурку можно убрать с доски, и любую можно вернуть, короля может свергнуть пешка, и не всегда белые побеждают, пусть и ходят первыми.
Дэвлин умеет производить впечатление, хорошее или плохое, он сам выберет по необходимости. Умело выбирает тему разговора, ведет беседу, контролируя ее, но не вступая в контакт, умело сводя все к общим темам, если собеседник пытается выйти на личности. Он с виду хороший слушатель но, на деле никогда не вслушивается и тем более не пытается понять, часто говорит о своих чувствах, так правдоподобно, что сложно не поверить, только сам их редко испытывает. Вместо души — выжженное поле, и играя чувствами и поступками других можно хоть как-то создать иллюзию чувств, которых не ощущаешь, а сами поступки Берка доказательство того что зло, единственная постоянная в этом мире. Кругом одни приятели и ни одного друга, но все в порядке, каким бы человек не был интересным и достойным, чтобы он не сделал, ближе, чем на расстояние вытянутой руки или навязчивого откровения, к слизеринцу он не подберется.
Боггарт: тыква с вырезанными треугольными глазами и неровной хищной улыбкой, как-то раз в Лютном переулке его до чертиков испугало чучело со светящейся тыквенной головой (Дэвлин не любит Хэллоуин, всю эту чертовщину и его первостепенную атрибутику);
Дементор: полутемный холл госпиталя Св.Мунго, и свет кислотно-желтый, лимонный, цвет, который Дэвлин не то что не любит, тот его безумно раздражает;
Зеркало Еиналеж: живая мать;
Патронус: принял бы форму маленькой птицы — кардинала.
• 6.3 Таланты и способности.
Учеба для Берка такая же забава, как игра с людскими чувствами и судьбами, все предметы, даже такие как Трансфигурация и Зельеварение (да даже нудная История Магии или нечистоплотные занятия Травологией) даются ему легко. Свои знания в основном предпочитает держать при себе и не перегибать палку, так как прекрасно знает что никто не любит умников, но все восхищаются эрудированными и образованными (это в первую очередь учителя и их он всегда старается впечатлить). Имеет каллиграфический почерк, а так же может изменять его, что не раз делал, получая нужное письменное разрешение не выбивая его из отца, а просто подделывая его почерк и подпись. Превосходный актер, шахматист, оратор и да, манипулятор.

7. Артефакты.
У слизеринского серого кардинала вместо пресловутой сипухи другая птица — красный кардинал по кличке Меркьюри, в старой медной клетке из витрины отца, наверное единственная вещь из этого места, к которой Берк может спокойно прикасаться. Сама клетка, как и все что продает Каракатус, с «сюрпризом», птица, посаженная в эту клетку никогда не сможет улететь от владельца артуфакта, только если он сам ее не отпустит. Старинные шахматы деда в дубовой коробке с каштаново-черной разлинейкой, фигурки из кости гиппогрифа, похожи на те, что делали викинги, одну из фигурок, черного коня, он всегда носит с собой.
Волшебная палочка: бук, жила из сердца дракона, 11¾ дюйма.